ПРОШЛОЕ,
НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ В ПЬЕСЕ А.П.ЧЕХОВА
"ВИШНЕВЫЙ
САД".
Своей
последней пьесе Чехов дал подзаголовок "комедия".
Но в первой
постановке
Московского художественного театра еще при
жизни автора
пьеса
предстала тяжелой драмой, даже трагедией.
Кто же прав? Нужно
иметь в виду,
что драма _ это литературное произведение,
рассчитанное
на
сценическую жизнь. Только на сцене драма
обретет полноценное
бытование,
выявит все заложенные в ней смыслы, в том
числе получит
и жанровую
определенность, поэтому последнее слово в
ответе на
поставленный
вопрос будет принадлежать театру,
режиссерам и
актерам. В то
же время известно, что новаторские принципы
Чехова-
драматурга
воспринимались и усваивались театрами с
трудом, не сразу.
Хотя
мхатовская, освященная авторитетом
Станиславского и
Немировича-Данченко
традиционная интерпретация "Вишневого
сада"
как
драматической элегии закрепилась в
практике отечественных
театров, Чехов
успел высказать "своему" театру
недовольство,
неудовлетворенность
их трактовкой его лебединой песни.
"Вишневый
сад" рисует прощание хозяев, теперь уже
бывших, с их
родовым
дворянским гнездом. Тема эта неоднократно
освещалась в
русской
литературе второй половины XIX века и до
Чехова и
трагедийно-драматически
и комически. В чем особенности чеховского
решения этой
проблемы?
Во многом оно
определяется отношением Чехова к уходящему
в
социальное
небытие дворянству и идущему ему на смену
капиталу,
которое он
выразил в образах соответственно Раневской
и Лопахина. В
обоих
сословиях и их взаимодействии Чехов видел
преемственность
носителей
отечественной культуры. Дворянское гнездо
для Чехова
прежде всего
очаг культуры Конечно, это еще и музей
крепостного
права, и об
этом говорится в пьесе, но Чехов видит в
дворянской
усадьбе все-таки
в первую очередь культурное гнездо.
Раневская_ его
хозяйка и душа
дома. Именно поэтому, несмотря на все ее
легкомыслие
и пороки (многие
театры представляют, что она стала в Париже
наркоманкой),
к ней тянутся люди. Вернулась хозяйка, и дом
ожил, в
него
потянулись уже, кажется, навсегда
покинувшие его прежние
обитатели.
Лопахин под
стать ей. Он чувствителен к поэзии в широком
смысле
этого слова, у
него, как говорит Петя Трофимов, "тонкие,
нежные
пальцы, как у
артиста... тонкая нежная душа". И в
Раневской он
чувствует
такую же, родственную душу. Пошлость жизни
наступает на
него со всех
сторон, он приобретает черты ухаря-купца,
начинает
кичиться
своим демократическим происхождением и
бравировать
некультурностью
(а это считалось престижным в тогдашних "передовых
кругах"), но
и он ждет Раневскую, чтобы около нее
очиститься, снова
выявить в себе
художественно-поэтическое начало. Такое
изображение
капитализма
опиралось на реальные факты. Ведь многие
русские купцы
и капиталисты,
разбогатевшие к концу века, проявили
интерес и заботу
о культуре.
Мамонтов, Морозов, Зимин содержали театры,
братья
Третьяковы
основали картинную галерею в Москве,
купеческий сын
Алексеев,
взявший сценический псевдоним
Станиславский, принес в
Художественный
театр не только творческие идеи, но и
отцовское
богатство, и
весьма немалое. Лопахин _ капиталист иного
пошиба.
Поэтому и не
удалась его женитьба на Варе, они не пара
друг другу:
тонкая,
поэтическая натура богатого купца и
приземленная, буднично-
обыденная,
целиком ушедшая в прозу жизни приемная дочь
Раневской.
И вот
наступает очередной социально-исторический
перелом русской
жизни. Дворяне
выбрасываются из жизни, их место занимает
буржуазия. Как
ведут себя хозяева вишневого сада? По идее,
надо
спасать себя и
сад. Как? Социально переродиться, тоже стать
буржуа,
что и
предлагает Лопахин. Но для Гаева и
Раневской это значит
изменить себе,
своим привычкам, вкусам, идеалам, жизненным
ценностям. И
поэтому они молчаливо отвергают
предложение
Лопахина и
бесстрашно идут навстречу своему
социальному и
жизненному
краху. В этом отношении глубокий смысл
несет в себе
фигура
второстепенного персонажа _ Шарлотты
Ивановны. В начале 2
акта она
говорит о себе: "У меня нет настоящего
паспорта, я не знаю,
сколько мне
лет... откуда я и кто я _ не знаю... Кто мои
родители,
может, они не
венчались... не знаю. Так хочется поговорить,
а с кем...
Никого у меня
нет... Все одна, одна, никого у меня нет и... и
кто я,
зачем я,
неизвестно". Шарлотта олицетворяет
будущее Раневской _ все
это скоро ждет
хозяйку имения. Но и Раневская, и Шарлотта
по-
разному,
конечно, проявляют удивительное мужество и
даже
поддерживают
бодрость духа в ддругих, потому что для всех
персонажей
пьесы с
гибелью вишневого сада кончится одна жизнь,
а будет ли
другая _
весьма гадательно.
Бывшие
хозяева и их окружение (т.е. Раневская, Варя,
Гаев, Пищик,
Шарлотта,
Дуняша, Фирс) ведут себя смешно, а в свете
надвигающегося
на них социального небытия глупо, неразумно.
Они
делают вид,
что все идет по-прежнему, ничего не
изменилось и не
изменится. Это
обман, само- и взаимообман. Но этим они
единственно
могут
противостоять неизбежности неотвратимого
рока. Лопахин скорее
искренне
горюет, он не видит в Раневской и даже в
третирующем его
Гаеве
классовых врагов, для него это дорогие,
милые ему люди.
Общечеловеческий,
гуманистический подход к человеку
доминируют в
пьесе над
сословно-классовым. Особенно сильна борьба
этих двух
подходов в
душе Лопахина, что видно из его
заключительного монолога
3 акта.
А как ведет
себя в это время молодежь? Плохо! У Ани в
силу ее
малолетства
самое неопределенное и в то же время
радужное
представление
об ожидающем ее будущем. Она в восторге от
болтовни
Пети
Трофимова. Последнему хотя и 26 или 27 лет, но
он считается
молодым и,
похоже, превратил свою молодость в
профессию. Иначе
объяснить его
инфантильность и _ самое удивительное _
общее
признание,
которым он пользуется, нельзя. Раневская
жестоко, но
справедливо
выбранила его, в ответ он упал с лестницы.
Его красивым
призывам
верит только Аня, но ее, повторим, извиняет
ее молодость.
Гораздо
больше того, что он говорит, Петю
характеризуют его калоши,
"грязные,
старые".
Но нас,
знающих о кровавых социальных катаклизмах,
сотрясавших
Россию в XX
веке и начавшихся буквально сразу после
того, как
отгремели
аплодисменты на премьере пьесы и умер ее
создатель, слова
Пети, его
мечты о новой жизни, подхваченное Аней
желание насадить
другой сад _
нас все это должно привести к более
серьезным выводам о
сущности
образа Пети. Чехов всегда был равнодушен к
политике, как
революционное
движение, так и борьба с ним прошли мимо
него. Но
вот в
спектакле А.Трушкина Петя появляется в
ночной сцене 2 акта в
студенческой
фуражке и тужурке и... с револьвером, чуть ли
не
обвешанный
гранатами и пулеметными лентами.
Размахивая всем этим
арсеналом, он
выкрикивает слова о новой жизни так, как
выступали
комиссары на
митингах пятнадцатью годами позже. И при
этом он
очень
напоминает другого Петю, точнее, Петрушу,
как называют Петра
Степановича
Верховенского в романе Достоевского "Бесы"
(видимо,
недаром
фамилия чеховского Пети образована из
отчества отца
Петруши _
либерала 40-х годов Степана Трофимовича
Верховенского).
Петруша
Верховенский _ первый в русской и мировой
литературе образ
революционера-террориста.
Сближенье обоих Петь небезосновательно.
Историк нашел
бы в речах чеховского Пети и эсеровские
мотивы, и
социал-демократические
нотки.
Глупая
девочка Аня верит этим речам. Другие
персонажи
посмеиваются,
иронизируют: слишком большой недотепа этот
Петя,
чтобы его
бояться. Да и сад вырубил не он, а купец,
желающий
устроить на
этом месте дачи. Чехов не дожил до других
дач, устроенных
на просторах
его и нашей многострадальной родины
продолжателями
дела Пети
Трофимова (или Верховенского?) на
многочисленных
островах
архипелага ГУЛАГ. К счастью, "жить в эту
пору прекрасную"
не пришлось и
большинству персонажей "Вишневого сада".
Как уже
говорилось, для Чехова характерна
объективная манера
повествования,
в прозе его голос не слышен. В драме
услышать
собственно
авторский голос вообще невозможно. И все-таки
_ комедия,
драма или
трагедия "Вишневый сад"? Зная, как
Чехов не любил
определенность
и, следовательно, неполноту охвата
жизненного
явления со
всеми его сложностями, следует осторожно
ответить: всего
понемногу.
Последнее слово и в этом вопросе все-таки
скажет театр.