785
смерти его и не видали, что еще пылает рядом с трупом Данко его смелое сердце. Только один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой».
Горьковская легенда о Данко была активно использована как материал для революционной пропаганды, образ героя приводился как пример для подражания, позднее широко использовался официальной идеологией, усиленно внедрялся в сознание молодого поколения (были даже конфеты с названием «Данко» и с изображением на обертке горящих сердец). Однако у М. Горького все не так просто и однозначно, как пытались это представить подневольные комментаторы. Молодой писатель сумел ощутить в образе героя-одиночки и драматическую ноту непонятности и враждебности ему среды, массы. В рассказе «Старуха Изергиль» явственно ощущается присущий М. Горькому пафос учительства.
Еще явственнее он в особом жанре — песнях («Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике»). Сегодня они воспринимаются скорее как забавная страница истории литературы. Они и в прошлом не раз давали материал для пародийного осмысления (так, в период эмиграции М. Горького появилась статья с названием «Бывший Главсокол, ныне Центроуж»). Но на одну важную для писателя в ранний период его творчества проблему, сформулированную в «Песне о Соколе», мне бы хотелось обратить внимание: проблема столкновения героической личности с миром обыденности, с обывательским сознанием. Эта проблема во многом развита М. Горьким и в его реалистических рассказах раннего периода.
Одним из художественных открытий писателя стала тема человека дна, опустившегося, нередко спившегося бродяги — в те годы их принято было называть босяками. М. Горький хорошо знал эту среду, проявлял к ней большой интерес и широко отразил ее в своих произведениях, заслужив определение «певец босячества». В самой этой теме не было полной новизны, к ней обращались многие писатели XIX века. Новизна была в авторской позиции. Если раньше люди вызывали прежде всего сострадание как жертвы жизни, то у М. Горького все иначе. Его бося-