Принеси же мне горсточку чистой, Нашей невской студеной воды, И с головки твоей золотистой Я кровавые смою следы.
Однако за этой болью — неистребимая вера в победу, бесконечное мужество:
Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова... Автор не мыслит себя вне страданий своего народа; дети блокадного Ленинграда — это и ее дети:
Щели в саду вырыты, Не горят огни. Питерские сироты, Детонъки мои!
Высокую задачу своей поэзии Ахматова видит в том, чтобы оплакивать погибших, хранить память о них: «Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена». В 1950 году она пишет:
Прошло пять лет — и залечила раны, Жестокой нанесенные войной, Страна моя...
Автор рисует картины мирной жизни, пришедшей на смену «ужасам войны», и вместе со всеми радуется силе и свободе своей страны.
Судьба не была милостива к поэтессе. Она пережила немало бед, видела смерть самых близких людей, испытала на себе силу террора:
Так много камней брошено в меня... Долгие годы после революции она находилась на положении не то изгоя, не то заключенного:
Одна на скамье подсудимых Я скоро полвека сижу.
Но стих Ахматовой всегда был честен и мужествен. «В тот час, как рушатся миры», она не осталась спокойным созерцателем. Испытания придали мощь и силу ее стихам, помогли осознать свой гражданский долг — быть со своим народом, быть его голосом.
ПРОНЗИТЕЛЬНАЯ ЛИРИКА АННЫ АХМАТОВОЙ
Тема любви, безусловно, занимает в поэзии Анны Ахматовой центральное место. Неподдельная искренность любовной лирики Ахматовой в сочетании со строгой гармонией позволили современникам называть ее русской Сафо сразу же после выхода первых поэтических сборников.
Ранняя любовная лирика Анны Ахматовой воспринималась как своеобразный лирический дневник. Однако изображение романтически преувеличенных чувств не свойственно ее поэзии. Ахматова говорит о простом человеческом счастье и о земных, обычных горестях: о разлуке, измене, одиночестве, отчаянии — обо всем, что близко многим, что способен испытать и понять каждый.
Любовь в лирике А. Ахматовой предстает как «поединок роковой», она почти никогда не изображается безмятежно, идиллически, а, наоборот, в предельно кризисном выражении: в момент разрыва, разлуки, утраты чувства или первого бурного ослепления страстью.