Швондер также снабжает Шарикова «научной» литературой, дает ему на «изучение» переписку Энгельса с Каутским. Человекоподобное существо не одобряет ни того, ни другого автора: «А то пишут, пишут... Конгресс, немцы какие-то...» Вывод он делает один: «Надо все поделить». Причем он даже знает, как это сделать. «Да какой тут способ, — отвечает Шариков на вопрос Бормен-таля, — дело не хитрое. А то что же: один
1062
в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках пропитание ищет».
Полиграф Полиграфович быстро находит себе место в обществе, где «кто был ничем, тот станет всем». Швондер устраивает его заведующим подотделом очистки города от бродячих животных. И вот он предстает перед изумленным профессором и Борменталем «в кожаной куртке с чужого плеча, в кожаных же потертых штанах и высоких английских сапожках». По всей квартире разносится вонь, на что Шариков замечает: «Ну, что Ж, пахнет... известно: по специальности. Вчера котов душили-душили...»
Нас уже не удивляет, что он взялся за преследование бродячих собак и кошек, несмотря на то, что сам вчера принадлежал к их числу. Последовательно «развиваясь», он пишет донос-пасквиль на своего создателя — профессора Преображенского. Ша-рикову чужды совесть и мораль. У него отсутствуют нормальные человеческие качества. Им движет лишь подлость, ненависть, злоба...
В повести профессору удалось обратное превращение Шарикова в животное. Но в реальной жизни шариковы победили, они оказались живучими. Именно поэтому мы говорим сегодня о таком явлении, как шари-ковщина. В основе этого социального слоя — самоуверенные,' наглые, убежденные в своей вседозволенности, полуграмотные люди (если они вообще достойны звания людей). Этот новый социальный класс стал опорой тоталитарного государства, в котором поощрялись клеветничество, доносы, просто серость. Воинствующая посредственность — вот -основа шариковщины. В повести Шариков вновь превращается в собаку, а в жизни он прошел длинный и, как ему казалось, славный путь, и в тридцатые — пятидесятые годы продолжая травить людей, как когда-то, по роду службы, — бродячих котов и собак.