Но в нас горит еще желанье, Под гнетом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой, Как ждет любовник молодой Минуты верного свиданья. «Минута вольности святой» — разве ради этого не стоит жить?! Верой в грядущее счастье народов России пронизаны последние строки этого послания:
Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья. Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!
Гимн свободе, прозвучавший здесь, утверждает еще и необходимость посвятить всего себя борьбе. Когда все люди осознают эту необходимость, только тогда они сумеют искоренить «барство дикое», которое «без чувства, без закона присвоило себе насильственной лозой и труд, и собственность, и время земледельца».
Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! — , призывает поэт. В стихотворении «Деревня» поэт использует антитезу, с помощью которой он противопоставляет красоту русской природы суровой правде жизни. Этим он добивается такого реального изображения «невежества», что становится страшно и горько видеть язвы на теле Родины: Здесь девы юные цветут Для прихоти бесчувственной злодея... Злые языки обвиняли поэта в отсутствии патриотизма. Да, действительно, патриотизм поэта — это не восхваление самодержавия и царской семьи, не восхваление внешнеполитической деятельности царизма, не преклонение перед «либерализмом» бюрократического аппарата государства. Он бичует и обличает все это. Это патриотизм, который разовьет М. Ю. Лермонтов в своих произведениях «Прощай, немытая Россия!», «Родина» и других.
А. С. Пушкин никогда не боялся высказывать такие мысли, от которых у царя и его сановников «ползали мурашки по телу»: Мы добрых граждан позабавим ,И у позорного столпа Кишкой последнего попа Последнего царя удавим. На вопрос Николая I, где был бы поэт 14 декабря 1825 года, если бы находился в Петербурге, Пушкин ответил: «С друзьями», то есть с декабристами, на Сенатской площади.