щенные с необыкновенным и изумительным искусством под галстук, бакенбарды бархатные, атласные, черные, как соболь или уголь... усы, которым посвящена лучшая половина жизни... талии, какие даже вам не снились никогда: тоненькие, узенькие... А какие встретите вы дамские рукава на Невском проспекте!.. Они несколько похожи на два воздухоплавательные шара...»
Здесь нет людей, а только их выдающиеся детали, нет чувств, а есть их видимость, причем очень обманчивая, когда красавица, неземное создание, оказывается продажной девкой, а полненькая немочка —-'добропорядочной матерью семейства, хранимая мужем, умеющим постоять за честь жены. Восхищаясь, ужасаясь, описывая город — место крушения мечтаний и иллюзий, Николай Васильевич гениально заканчивает свою повесть. Здесь уже нет и тени иронии, а летящее перо художника предостерегает молодых простаков от слишком непосредственного любования окружающим. «Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратится в гром и блеск... чтобы показать все не в настоящем виде.»
Но Петербург — это не только парадные улицы и дворцы, много в нем и дворов-колодцев, подъездов с грязными и темными лестницами, крошечных квартирок, в которых обитают бедняки, ведущие жалкое существование. В повести «Шинель» Гоголь показывает Петербург бедняков. «Скоро потянулись перед ним те пустынные улицы, которые даже и днем не так веселы, а тем более вечером... фонари стали мелькать реже... сверкал только один снег по улицам, да печально чернели с закрытыми ставнями заснувшие низенькие лачужки...» Это уже другой Петербург. Здесь царит бедность, запустение и как следствие этого — разбой.
Гоголь не идеализирует парадную столицу. Город многолик. В нем живут не одни только преуспевающие чиновники, но и бесправные бедняки, существование которых никому не интересно, не волнует власти, заботящиеся только о собственном благополучии. Такую традицию изображения города —