Гениальное творение Гоголя потрясло всю Россию. В «Мертвых душах» дана широкая
и правдивая картина русской жизни 20— 30-х годов XIX века. Губернский город, где безраздельно властвует губернатор, чиновники и купцы, помещичьи усадьбы, куда наведывался Чичиков в поисках мертвых душ, крепостная деревня, столица с ее министрами и генералами — таков социальный фон поэмы. Всем своим содержанием поэма отрицала безобразный, подлый мир «мертвых душ» — жадных стяжателей, рабовладельцев и царских чиновников. Гоголь, как в зеркале, отразил всю омерзительную сущность дворянско-бюрократического строя с его дикими полицейскими порядками, моралью крепостников и помещичьим произволом.
Миру «мертвых душ» противостоит в поэме лирический образ народной России, о которой Гоголь пишет с любовью и восхищением. Как только он переходит от помещиков и чиновников, от болтунов и оскотинившихся скопидомов к людям из народа, к .образам и темам народной жизни, к мечте о будущем России — резко меняется сам тон авторской речи. В ней появляются и грустные раздумья, и мягкая шутка, и, наконец, неподдельное лирическое одушевление. В поэме «Мертвые души» Гоголь выступил как патриот, в котором жила неотразимая вера в будущее, где не будет никаких Маниловых и Ноздревых, Собакевичей и Чичиковых. Писатель выразил искреннюю надежду, что ■ Россия поднимется к величию и славе.
Образ народа проходит через все главы поэмы, в которых писатель срывает маски с представителей паразитического дворянского класса. Трагическая судьба закрепощенного народа отражена в образах крепостных людей. Гоголь говорит о там. отупении и одичании, которое несет рабство человеку. В этом свете и надо рассматривать образы дяди Митяя, девчонки Пелагеи, не умевшей отличать, где право, где лево, плюшкинских Прошку и Мавру, забитых до крайней степени. Социальная подавленность и приниженность отпечатались на Селифане и Петрушке. Последний даже имел благородное побуждение к чтению книг, но его больше привлекало «не то, о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит».