восточной культурой, философией взглядов на мир, ответ может быть иным: "В душе, например..."
Интересна в этом смысле японская литература. С русским художественным словом ее сближает, пожалуй, лишь
то, что обычно имеет место в художественной культуре вообще: смена стилей, направлений. Специфика же японской литературы состоит в том, что никогда в ходе своей истории одна творческая манера полностью не зачеркивала другую. Общность определенных эстетических принципов свойственна буквально всем представителям японского художественного творчества.
Так, например, известное японское пятистишие (танка) характером своей поэтики, особенностями стихосложения восходит к народной песне. Поэтическим каноном для многих поколений стала антология японской лирики "Кокинсю"
905 г. ("Собрание старых и новых песен").
Выражаясь традиционно, можно сказать, что центральное место в японской лирике занимают любовь и природа.
Распрощавшись с тобой, я побрел одиноко, печально
822
через лес — но затем,
на пригорок взойдя, увидел облака весенние в небе...
Что ж, в танка действительно присутствует лирический герой с его любовными переживаниями. Но и его глубокое чувство, и весенние облака являются как бы проявлением чего-то общего на более глубинных уровнях существования. Ведь согласно древним японским верованиям все живое имеет душу.
Поэтому природный мир для поэта является таким же определяющим фактором его жизни, как и чувства к любимой:
Я в дождливую ночь
так соскучился по пионам,
что, фонарь прихватив,
вышел в сад побродить немного
и цветы заодно проведать.
Из названных примеров танка можно сделать и еще один вывод, касающийся японского стихотворения: "Японское искусство не терпит торопливости, бездумного скольжения по поверхности... Прекрасное создание искусства как бы ищет того, кто способен к сотворчеству, и лишь перед ним раскрывается до конца".
Автор этой цитаты В. Маркова не случайно употребляет слово "сотворчество". Оно принципиально важно для понимания особенностей японского национального искусства вообще. Русский мастер может из мрамора ваять статую, из глины лепить кувшин. Японский же входит в незримое общение с живым материалом, как бы прислушиваясь к самой природе. И тогда само дерево, например, подсказывает плотнику форму, цвет и объем изготавливаемого предмета.