Проклятием фашизму звучат строки Р. Рождественского:
...люди Земли. Убейте
войну,
прокляните
войну, люди Земли!
Они проникнуты оптимистическими мотивами.
Суровые лишения военных лет не ожесточили людей. Наоборот! Живые помнят... Помнят имена погибших, помнят
Победу, добытую кровью, ратными трудами, высоким патриотизмом. И в память о тех, кто не вернулся, мы должны любой ценой сохранить мир. И строки, созданные уже после Победы, всегда будут взывать к человечеству:
Помните! Через века, через года, — помните!
III вариант
Какие бы ни были высокие наши устремления, война все равно оставалась для нас человеческой трагедией от своего первого и до последнего дня...
К. Симонов
Каждый день слышим по многу раз: "в войне", "о войне",
837
"на войне". Странно: пропускаем мимо ушей, не вздрагиваем, даже не останавливаемся. Потому что некогда? Или потому, что, "все" зная о войне, мы не знаем только одного —что это такое? А ведь война — это прежде всего смерть. Не вообще смерть, а смерть конкретного человека. Необходимо остановиться и подумать: такого же человека, как я. А я всегда спешу, мне некогда. Но все-таки в последнее время все чаще и чаще иду с букетом полевых цветов к Вечному огню. Для меня в его трепете — признание мертвым. Светом
скорби людской озарены имена павших. Миллионы жизней
унесла война. Не было семьи, не потерявшей отца или сына,
мать, брата, сестру, дочь. Не было дома, которого бы не коснулось горе...
Весело щебечут птицы, шелестит листва, а память возвращает меня к трагическим страницам повести Бориса Васильева "А зори здесь тихие". Погибли все девушки, и с гибелью каждой из них "оборвалась маленькая ниточка в бесконечной пряже человечества". Остро ощущаю сейчас горечь от потерь, а слова
старшины Васкова воспринимаю как трагический реквием: "Здесь у меня болит, — он ткнул в грудь, — здесь свербит, Рита. Так свербит. Положил ведь я вас, всех пятерых положил".
Как к незаживающей ране, прикасаюсь к повести Константина Воробьева "Убиты под Москвой". Это произведение не прочтешь просто так, на сон грядущий, потому что от него, как от самой войны, болит сердце, сжимаются кулаки и хочется единственного: чтобы никогда-никогда не повторилось то, что произошло с кремлевскими курсантами, погибшими под Москвой. Учебная рота шла на фронт. Их было двести сорок человек. Молодые, красивые ребята, вооруженные "новейшими которые годны были лишь для парадов, шли молодцеватым шагом по площади. Писатель постоянно выхватывает из безликого множества веселых лица, дает нам возможность услышать чей-то звонкий, мальчишеский голос, увидеть Алексея Яст-несущего в себе "какое-то неуемное притаившееся счастье" и радость от ощущения красоты утра и гибкости своего молодого тела. Курсантов переполняет чувство радо-