Жизнь жестоко обходится с героем. Нет, его не расстреливают, даже посадить не успевают — но он теряет семью, любимую женщину, теряет вкус к любимой работе — медицине, творчество его никому не нужно, уставший и печальный человек без определенных занятий, «похожий на искателя правды из простонародья»... И когда забрезжит надежда, появится возможность писать — погибает от сердечного приступа в неисправном трамвае. Эта смерть — от удушья — очень сим-волична.
От нравственного удушья гибла русская интеллигенция. Часть ее была расстреляна, сгнила в лагерях, погибла от голода, болезней в годы революции и гражданской вой-' ны, часть уехала или была изгнана за границу, часть стрелялась и вешалась сама, не вынеся цинизма повседневности. Зато появилась замена — эдакие «швондеры» от литературы, те, кто не испытывал особых душевных мук при виде бесчеловечности происходящего.
Сам Пастернак, принявший революцию с той восторженной жертвенностью, которая так характерна для великих поэтов того времени (того же Блока, например), очень долго
пытался найти оправдание насилию, сравнивал свое время с эпохой Петра, когда преобразования тоже соседствовали с мятежами и казнями. Конец таким его воззрениям положил 1932 год, когда он вместе с другими писателями отправился на Урал собирать материалы о жизни новой деревни. Увиденное перевернуло всю его жизнь. Он признавался затем в воспоминаниях: «То, что я там увидел, нельзя выразить никакими словами. Это было такое нечеловеческое, невообразимое горе, такое страшное бедствие, что оно... не укладывалось в границы сознания. Я заболел, целый год не мог спать».
Впоследствии, в «Докторе Живаго», он выдвигает свою версию последовавших затем массовых репрессий — требовалось утопить в крови правду об ужасах коллективизации, посеять массовый ужас, чтобы никто не смел и подумать, не то что выговорить.
Юрий Живаго в этом смысле — фигура редкая и героическая.
По большому счету, он выиграл. Да, не удалось счастье, да, утеряны любимые люди, да, жизнь сурова и бессмысленна. Но до последнего вздоха оставалась живой Душа, не проданная и не преданная.