Тут «все, что так долго копилось у Ната-
1004
льи на сердце, вдруг прорвалось в судорожном припадке рыданий. Она со стоном сорвала с головы платок, упала лицом на сухую, неласковую землю и, прижимаясь к ней грудью, рыдала без слез».
В исступлении Наталья осыпает самыми страшными проклятиями неверного мужа: «Господи, накажи его проклятого! Срази его там насмерть! Чтобы больше не жил он, не мучил меня!..» И обрекает себя на мучительную смерть, пытаясь избавиться от его ребенка. Ильинична собиралась с помощью Панте-лея Прокофьевича отговорить от неразумного поступка «взбесившуюся с горя сноху», но не успела.
Наталья именно «с горя взбесилась». Аксинья уравновешеннее Натальи. Она тоже хлебнула немало горя, пережила смерть дочери. Однако воздержалась от резких, необдуманных поступков.
Аксинье хочется, чтобы они с Григорием могли соединиться навсегда, избавиться от людских пересудов, зажить нормальной жизнью. Ей кажется, что эта мечта может сбыться после смерти Натальи. Аксинья нянчит мелеховских детей, и те почти что признают в ней мать.
Но Григорию так и не довелось спокойно пожить с ней. Почти сразу после возвращения из Красной Армии он вынужден бежать из родного хутора, поскольку опасается ареста за старые грехи — активное участие в вешенском восстании.
Аксинья тоскует без него, боится за его жизнь: «Видно, и ее, такую сильную, сломили страдания. Видно, солоно жилось ей эти месяцы...» Тем не менее, Аксинья с готовностью откликается на предложение Григория бросить дом, детей (их Мелехов рассчитывает забрать позднее) и отправиться с ним на Кубань навстречу неизвестности. «Как бы ты думал?.. Сладко мне одной? Поеду, Гришенька, родненький мой! Поползу следом за тобой, а одна больше не останусь! Нету мне без тебя жизни. Лучше убей, но не бросай опять!..» Она, разумеется, не подозревает, что быть ей вместе с Григорием суждено очень недолго, что ждет ее скорая и нелепая гибель.
Григорий воспринимает как трагедию смерть обеих женщин. Узнав, что на роковой
шаг Наталью толкнул разговор с Аксиньей, рассказавшей его жене всю правду, Григорий «из горницы вышел постаревший и бледный; беззвучно шевеля синеватыми, дрожащими губами, сел к столу, долго ласкал детей, усадив их к себе на колени...»