Ей было 25, когда в ее изысканный, наполненный красотой, любовью, литературой, служением Музе мир ворвалась война. «Мы на сто лет состарились, и это тогда случилось в час один», — начинается стихотворение «Памяти 19 июля 1914 года».
Из памяти, как груз отныне лишний, Исчезли тени песен и страстей. Ей — опустевшей — приказал Всевышний Стать страшной книгой грозовых вестей. Да и трудно думать и писать о другом, когда повсюду «Над ребятами стонут солдатки, вдовий плач по деревне звенит.»
Она — и поэт, и женщина. Воображение художника и чувства жены, матери. Пусть трубят газеты о Героизме, Подвиге, Славе — кто лучше ее поймет чувства той, чей муж или сын не вернулся домой? И что такое героизм перед горечью потери?
Для того лъ тебя носила Я когда-то на руках... ...Без недели двадцать лет Он глядел на божий свет. После революции встал вопрос об эмиграции. Уехало так много близких! Но слишком дороги оказались родная земля, родная речь.
Мне голос был. Он звал утешно. Он говорил: «Иди сюда, Оставь свой край глухой и грешный, Оставь Россию навсегда. Я кровь от рук твоих отмою, Из сердца выну черный стыд, Я новым именем покрою Боль поражений и обид», Но равнодушно и спокойно Руками я замкнула слух, Чтоб этой речью недостойной Не осквернился скорбный дух. Стихи эти не прошли незамеченными среди эмигрантов; многие упрекали ее в том, что она служит Советам, вместо того, чтобы уехать, служить искусству и той России, и тем самым предает себя и свою страну. Она же считала предательством бросить Родину «на растерзание врагам» — и эту строчку
можно считать программной для послевоенного периода творчества Ахматовой. Не с теми я, кто бросил землю На растерзание врагам. Их грубой лести я не внемлю, Им песен я своих не дам. Но вечно жалок мне изгнанник, Как заключенный, как больной. Темна твоя дорога, странник, Полынью пахнет хлеб чужой.
Надо сказать, что это обещание — «им песен я своих не дам» — она сдержала — хотя для этого потребовалось немыслимое мужество, и что, собственно, превратило всю ее жизнь в одно сплошное преследование.