Что впереди ? Какая неудача ?
Во всем обман, и ах, на всем запрет!
— Так с милым детством я прощалась,
плача,
В пятнадцать лет.
Наивные, во многом незрелые, но с проблесками незаурядного таланта, ее стихи обратили на себя внимание Волошина, Брюсо-ва, Гумилева.
Мастерство растет стремительно. Уже в 1913 году она пишет великолепное, пророческое:
Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я — поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет, Ворвавшимся, как маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти,
— Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Поэзия, любовь, Россия — классический набор тем для тогдашнего поэта. Но манера — своеобразна, а стих все четче.
Начинается война. Среди шовинистического угара тех лет стихи Цветаевой полны трагической горечи и недоумения:
Чем прогневали тебя эти серые хаты, —
Господи! — и для чего стольким
простреливать грудь ?
Поезд пошел, и завыли, и завыли солдаты, И запылил, запылил отступающий путь...
— Нет, умереть! Никогда не родиться
бы лучше, Чем этот жалобный, жалостный,
каторжный вой...
857
пишет она в 1916 году в стихотворении «Белое солнце и низкие, низкие тучи».
Никакие интересы страны, никакой патриотизм не оправдывает этого массового горя, этих бесконечных смертей.
Восторженная поклонница Блока, Цветаева встретила революцию как нечто неизбежное и по-своему необходимое. Но душа ее разрывалась на части. На стороне белых сражался страстно, безоглядно любимый муж. От голода умер ее ребенок. Но параллельно кипит жизнь, и в нем юные, талантливые, те, кто восторженно пытаются построить новый, прекрасный мир. Она знакомится с ребятами из вахтанговской студии, которые заражают ее своим энтузиазмом, пишет несколько пылких романтических пьес и большую поэму «Царь-девица», где прославляет в эпилоге красный мятеж против царя и «сытых».
В 1922 году в Чехии объявляется муж, и Цветаева уезжает к нему. Возможно, это спасло ей жизнь. Но чувство трагической оторванности от родной земли, от языка мучит ее. И — осознание невозможного, гибельного для русской культуры раскола. Она пишет в 1925 году (с посвящением бесконечно далекому Пастернаку):