ствам, а не по знатности рода. Он выдвигал и приближал к себе только тех, кто так или иначе послужил России.
Алексей Толстой изображает царя как талантливого военачальника, реформатора армии, умеющего даже из поражений извлечь полезные уроки. Проезжая по полю, где когда-то случилась «нарвская конфузил», Петр с беспощадной откровенностью говорит: «Здесь погибла моя армия... На этих местах Карл нашел великую славу, а мы — силу. Здесь мы научились — с какого конца надо редьку есть, да похоронили навек закостенелую старину, от коей едва не восприняли конечную погибель...» Войну он считает исторической необходимостью, «нуждой государственной», в отличие от Карла, которого война интересует ради войны. Шведский король не думает о своей стране, о своей армии, которой рискует, он ничего не желает от жизни, кроме «грохота и дыма пушек, лязга скрещенного железа, воплей раненых солдат и зрелища истоптанного поля, пахнущего гарью и кровью». Как отличается от него Петр, когда, готовясь к решающему штурму Нарвы, говорит Меншикову: «Второй раз отступить от Нарвы нельзя... Нарва — ключ ко всей войне... Город брать нужно быстро, и крови нашей много лить не хочется...» А при взятии Юрьева приказывает Шереметеву: «Сам делай свое дело, для Бога только не теряй людей напрасно...» Здесь Пётр изображается как истинный гуманист, мудрый военачальник.
Писателю удалось воссоздать многогранную личность Петра, сформированную определенной средой и исторической эпохой. Жестокость, грубость, деспотичность сочетаются в нем с талантливостью, жизнелюбием, упорством, широтой души, патриотизмом. Эта двойственность Петра объясняется реалиями русской жизни. Петр действует так, как диктует взрастившая его эпоха, он в огромной степени — сын своего времени. Сначала — влияние исторических событий на Петра, затем — все увеличивающееся влияние самого Петра, его реформаторской деятельности на события эпохи — такова логика развития образа царя в романе. В центре повествования оказывается мощный процесс возрождения России, движимый умом и во-