Поначалу, после выхода отдельного издания первой главы, современники решили, что Пушкин подражает байроновскому «Дон Жуану». Действительно, повествователь «Евге-
ния Онегина» перескакивает с предмета на предмет, говорит много «необязательного» («светская болтовня»), и все это обильно приправлено шутками и иронией, так что понять мысль автора невозможно, да и облик его получается каким-то несерьезным. В конце первой главы Пушкин пишет:
Перечитал все это строго: Противоречий очень много, Но исправлять их не хочу. Признание принципиальное, ибо здесь сам автор обозначил ведущий принцип построения своего романа в стихах. Этот принцип — противоречие. Например, 5 строфа 1 главы весьма критически оценивает уровень образованности Онегина, но затем идет перечисление «всего, что знал еще Евгений», и в 8 строфе делается вывод, что знал он не так уж и мало. Но главное противоречие всего романа, и особенно 1-й, ключевой главы — соотношение личности Онегина и личности повествователя. С одной стороны, можно заключить, что Онегин и Я романа близки по духу, даже друзья. Но строфа V решительно объявляет, что:
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной...
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом. Откуда берутся эти противоречия и почему автор их допускает? Дело в том, что на протяжении текста романа значение местоимений первого лица (я, мне, мной и т. п.) все время меняется. В одних случаях они обозначают автора-поэта, пишущего роман об Онегине и других персонажах (вспомним рассуждения о литературе, ее истории, теории и практике сочинительства). В других случаях Я обозначает реального человека, который параллельно написанию романа об Онегине живет своей, «биографической» жизнью Пушкина, которая теперь нам хороша известна, да и многим первым читателям была знакома. Таковы, например, три последние строфы первой главы. И наконец, в ряде эпизодов первой главы Я обозначает некоего вымышленного персонажа, безымянного знакомого Онегина по петербургскому свету.