Центральный женский образ в романе — образ Татьяны Лариной. Пушкин называет свою героиню «русскою душою», «ми'лым идеалом». В характере Татьяны есть черты, которые роднят ее и с Онегиным и с Ленским. Татьяна поражает своеобразием, самобытностью. Онегин «нелюдим», живет «анахоретом», и Таня «в семье своей родной казалась девочкой чужой». Одинокой она чувствует себя и в деревне, и в высшем свете. Она проста и искренна.
Татьяну воспитывала крепостная няня. Няня Татьяны — подлинный представитель женщин из простого народа. Она рас-сказйвает в романе о судьбе женщины-крестьянки.
Жизнь в провинции течет размеренно, однообразно, но в то же время она не лишена определенного практического смысла, а в жизни московского общества «не видно перемен», «все на старый образец». В гостиных можно услышать бессвязный вздор. В дворянском собрании собираются, чтобы показать новый жилет, похвастаться тем и этим. Московская жизнь скучна и пуста. Все в ней бледно, равнодушно: «Они клевещут даже скучно». Вообще же Москва представляет собой как бы промежуточное звено между провинцией и Петербургом.
«Евгений Онегин» — в высшей степени оригинальное и национальное русское произведение. Роман Пушкина составил прочное основание новой русской поэзии, новой русской литературе.
М. Ю. ЛЕРМОНТОВ
МОЕ ЛЮБИМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
(«Парус»)
Одним из первых произведений великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, с которым я познакомился еще в детстве, было стихотворение «Парус». Еще в те годы оно произвело на меня большое впечатление своей образностью, поэтической красотой, глубокими переживаниями, чувствами и мыслями, отраженными в нем. Шло время, я читал и читал Лермонтова, но все-таки не встречал стихотворения, которое пришлось бы по душе больше, чем «Парус». (Близки к нему «Горные вершины», но это перевод из Гёте.)
Продолжает оно восхищать меня и сейчас своей лаконичностью и точностью, прав-
293
дивым и впечатляющим образом, мелодичностью и скрытым в нем раздумьем, тоской, грустью. В отличие от других стихов Лермонтова («Бородино», «Смерть поэта», «Дума») оно невелико — в нем всего три четверостишия. Но от всех этих больших и слегка неуклюжих стихов веет духом публицистики, и хотя я не собираюсь оспаривать их поэтические достоинства (они бесспорны), меня они трогают меньше. Может быть, потому, что мои стихи, которые я пишу сейчас, больше созвучны не зрелым стихотворным раздумьям Лермонтова, а юношескому «Парусу».