Так же тихо окончил свою жизнь Павел. Ему тоже «выбросили кусок» — в Дубровне. Теперь там жила и сама Арина Петровна вместе с внучатами Анинькой и Любинькой. Павел Владимирович был в прошлом офицером. Этот ничем не примечательный человек боялся мать и ненавидел Иудушку. Незадолго до смерти Павла Иудушка стал его навещать. Он чувствовал себя уже хозяином усадьбы. Перед смертью Павел так честил брата: «Кровопивец. Мать по миру пустил». Да и сама Арина Петровна теперь видела в сыне кровопийцу. Она уже, больше не была той властной женщиной, которая держала в страхе все семейство, для нее теперь «не существовало ни прошлого ни будущего, а существовала только минута, в которую предстояло жить». Самым ярким в романе выступает Порфирий. «Порфирий был известен в семействе под тремя именами: Иудушки, кро-вопивушки и откровенного мальчика, прозванного так еще в детстве Степкой-балбесом». Уже в детстве Порфирий умел «приласкаться» и «слегка понаушничать».
Порфирий Головлев — собственник, приобретатель, для которого нажива является первейшей необходимостью. Все эти хищнические интересы прикрываются лицемерными речами. Он умеет втереться в доверие к матери и с ее помощью обеспечить себе лучшую долю наследства. Иудушка живет ложью, его лицемерие помогает ему прикинуться религиозным человеком, строгим, но справедливым отцом, хорошим хозяином. Иудушка богатеет, при этом все больше лю-
дей попадает в его зависимость. Иудушку охватывает злорадное стремление, обездоливая ближнего, «досадить ему», измучить его словесным зудением. Тираническое слово Иудушки настигало каждого. Все домашние его боятся и стараются не попадаться на глаза. «Ядом поливает» — так говорит о его речах сама мать. «Кровопивцем» именуют брата Степан и Павел. Володенька жалуется: «Очень, бабушка, надоедает... С ним только заговори, он потом не отвяжется. Постой да погоди, потихоньку да полегоньку...» Петенька в глаза называет отца «убийцей», говоря: «...у вас ведь каждое слово десять значений имеет: пойди угадай». «Страшно с вами», — откровенно признается Анинька. Даже Ев-праксеюшка поняла, что он не разговаривает, а тиранит: «„.в нем эта злость действует. Знает он, который человек против него защиты не имеет — ну и вертит им, как ему любо».